– Это дурное место. Костоправ. Очень дурное. Скажи своей глухой крестьянке, чтобы убиралась отсюда.
– Чтобы это сделать, мне придется объяснить причину, а заодно рассказать, кто мне такие советы дает. Вряд ли ее это впечатлит.
– Наверное, ты прав. Что ж, это ненадолго. Давай поедим.
Развернув сверток, Госпожа достала оттуда нечто, очень похожее на жареного кролика. На равнине кролики не водятся.
– Пусть наших и надрали у Лошади, но в кладовке добра прибавилось.
Я вгрызся в свею долю.
Молчун, за которым я искоса следил, сидел неподвижно. «Ублюдок, – подумал я. – Чтоб ты слюнями истек».
Умяв третий кусок кролика, я сумел оторваться от еды настолько, чтобы спросить:
– Эта древняя история, конечно, интересна, но к нам-то она имеет отношение или нет?
Праотец-Дерево звенел как заведенный. Интересно, почему?
– Ты боишься его?
Госпожа не ответила. Я смахнул обглоданные кости с берега, встал.
– Секундочку.
Я подковылял к Праотцу Дереву.
– Старик, у тебя семена есть? Или черенки? Что-нибудь, что мы могли бы посадить в Курганье на могиле нашего собственного врага?
За столько лет я привык играть в беседу с Деревом. Его возраст вызывал во мне почти религиозное почтение, но я не верил ни племенам пустыни, ни Госпоже. Просто старое-старое, скрюченное дерево с необычными листьями и дурным характером.
Характером?
Когда я прикоснулся к нему, пытаясь прислониться и поискать в странной листве плоды, или орехи, или еще что-нибудь, Дерево меня укусило. Не зубами, конечно. Но искры полетели. Что-то ужалило мои пальцы; когда я вынул их изо рта, на кончиках виднелись ожоги.
– Твою мать, – пробормотал я, отступив на пару шагов. – Не твою, конечно. Я-то думал, ты поможешь.
Я даже не заметил, что рядом с укрытием Молчуна теперь стоял менгир. Еще несколько появилось на границах прогалины.
Что-то ударило меня по темени, как балласт, сброшенный летучим китом с высоты сотни футов. Я упал. Меня колотили волны силы, волны мысли.
Я всхлипывал, пытаясь подползти к Госпоже, она протянула мне руку, но не могла пересечь границы…
Краешек этой силы стал мне понятен. Словно в меня втиснулись полсотни разумов, разбросанных по всему миру. Нет. По всей равнине. И не полсотни – больше. Они сплетались все плотнее, все туже… Я коснулся сознаний менгиров. И все исчезло. Кувалда прекратила барабанить по наковальне моего черепа. Я ползком добрался до края прогалины, хотя знал, что безопасности это мне не прибавит. Я заполз на одеяло, перевел дыхание и, наконец, повернулся к Дереву лицом. Листья его возмущенно звенели.
– Что случилось?
– Попросту говоря, он сказал мне – дескать, делаю что могу, и не для вас, а для своих созданий. Иди, мол, к бесу, оставь меня в покое, не чуди, а то окажешься в дерьме по уши. О-ох.
Я обернулся посмотреть, как воспринял мою выходку Молчун.
– Я предупреждала… – Госпожа тоже обернулась.
– Кажется, у нас неприятности. Возможно, тебя узнали.
По тропе к нам приближалось почти все население Дыры. И менгиры, – больше, чем людей. Вокруг нас смыкалось кольцо бродячих деревьев. И мы были безоружны – к нам приближалась Душечка. Нас окутала безмагия.
Сияли белые шелка Душечки. Она обогнала Ильмо и Лейтенанта, двинулась ко мне. Рядом с ней возник Молчун. А позади шли Одноглазый, Гоблин, Следопыт и пес Жабодав. Все еще в дорожной пыли.
Они уже несколько дней брели по равнине. А мне никто ни словом…
Говорят, что люк под повешенным открывается всегда неожиданно. Секунд пятнадцать я просто стоял, раскрыв рот, потом тихо выдавил:
– И что нам делать?
Удивительно, но Госпожа стиснула мою руку:
– Я проиграла. Не знаю. Это твои люди. Блеф. О-о! – Глаза ее сузились, взгляд напряженно застыл. Потом губы растянулись в тонкой усмешке. – Я вижу.
– Что?
– Ответы. Некоторые.. Тень намерений моего супруга. Тобой вертели куда больше, чем ты думаешь. Он понимал, что о речных разливах догадаются. Когда он заполучил Ворона, он решил привести к себе и твою крестьянку. Да, думаю… Пошли.
На лицах моих старых товарищей не было враждебности – только недоумение.
Круг смыкался.
Госпожа вновь взяла меня за руку, отвела к стволу Праотца-Дерева.
– Да будет мир между нами, пока чтишь ты его, о Древний. Идет тот, кого ты помнишь издревле! – И мне: – В мире много старых теней. Некоторые возникли еще в начале времен. Они слабы и редко привлекают внимание таких, как мой супруг или Взятые. Но в свите Душелова были те, кто старше этого Дерева. Они спали с ней в могиле. Я говорила, что узнаю способ, каким раздирались те трупы.
Я стоял в кровавом свете заходящего солнца и ничего не понимал. Она с тем же успехом могла изъясняться на ючителле.
Вплотную к нам подошли только Душечка, Молчун, Одноглазый и Гоблин. Ильмо и Лейтенант остановились на расстоянии броска. А вот Следопыт со своей дворнягой как-то растворились в толпе.
– Что творится? – показал я Душечке. Я испугался.
– Это мы и хотим выяснить. С тех пор как Гоблин, Одноглазый и Следопыт достигли равнины, донесения менгиров стали отрывочными и бессмысленными. С одной стороны, Гоблин и Одноглазый подтверждают твои слова – до того момента, как вы расстались.
Я покосился на своих друзей – я не нашел отзвука дружбы. Глаза их были стеклянно-холодны. Казалось, их вела чья-то исполинская рука.
– Отряд, – выкликнул Ильмо негромко. В отдалении пролетели на лодкообразных коврах двое Взятых, но приближаться не стали. Пальцы Госпожи дрогнули, но в остальном она держалась спокойно. Узнать летевших с такого расстояния было невозможно.